Интересная вещь – человеческие ассоциации. После разговора с художником Анатолием Морозюком мне ни с того ни с сего вдруг вспомнился Булат Окуджава. Хотя ни о поэзии, ни о самом поэте мы не разговаривали. И только спустя некоторое время меня осенило: у Окуджавы же есть роман «Свидание с Бонапартом»! А дальше, как по цепочке, в памяти всплыл еще один роман «Путешествие дилетантов», затем цитата из статьи, написанной сразу после смерти поэта: «Булат Окуджава был великим дилетантом».
Чтобы не вводить в заблуждение читателя, спешу сказать, что на самом деле речь пойдет не о поэте и не о Наполеоне Бонапарте, а о художнике Анатолии Морозюке, который живет в городе Березе и который никак не относит себя к художникам-профессионалам – одним словом, дилетант. А встреча с Наполеоном – с Наполеоном Ордой – произошла, когда ему, Анатолию, было сорок.
– Эта встреча была настолько неожиданной и яркой, что перевернула многие мои взгляды на творчество, – рассказывает Анатолий. – Я работал тогда в Березовском краеведческом музее. И наткнулся на фамилию Орда. Стал читать о нем. Я был потрясен! Не его картинами (это будет позже), а тем, что он жил, писал в деревне Вороцевичи под Ивановом, в километрах десяти от хутора деревни Огово, где прошло мое детство. И я, который к окончанию средней школы знал биографии и работы почти всех европейских художников, ни разу не слышал о своем земляке Наполеоне Орде. Я был шокирован и расстроен одновременно.
Интерес к художнику рос. И все чаще стала всплывать давняя детская мечта – нарисовать все церкви, костелы, синагоги, молитвенные дома, которые есть или были в Ивановском районе. Помню, как пацаном ездил по деревням, присматривался, делал наброски. Я ведь не знал тогда, что рисовать святыни – дело непростое. После школы уехал из Иванова и увез с собой мечту, которую вскоре благополучно позабыл.
А после сорока мечта проснулась, стала напоминать о себе, бередя душу. А так как уже несколько десятилетий я живу в Березе, то само собой, на холсты стали проситься храмы Березовщины.
Должен сказать, что написано немало. Не могу назвать точного количества, потому что никогда не считаю картины, но зато знаю, сколько осталось – шесть. Меня иногда спрашивают, почему не выставляю эти работы. Ответ простой – мне хочется показать их все сразу.
– Вы пишете только действующие храмы?
– Не только. Скажу, что больше даже меня занимают те святыни, которых уже нет, либо те, которые были до их реставрации. Делаю это по фотографиям. А что-то успел «захватить» еще до того, пока их не отстроили. Например, у меня запечатлена наша Березовская Свято-Петро-Павловская церковь в ее первоначальном виде, а также Черняковская Свято-Николаевская церковь.
Сколько удивительных историй, связанных с храмами, хранит людская память! Не могу удержаться, чтобы не рассказать одну из них, которую услышал от своих соседей, переехавших в Березу из деревни Спорово.
Была в Спорово до войны церковь, которую разрушили во время авиабомбежки немецкие летчики. А вскоре после войны в деревню приехал немецкий офицер, пилот высшего класса. Военный попросил всех сельчан собраться и, когда они, заинтересованные, собрались, встал перед ними на колени и начал просить прощения. Прощения за то, что разрушил их церковь. Он сказал, что видел, как бомба – именно его бомба – упала прямо на церковь.
К большому сожалению, я так и не смог найти ни одного снимка, сохранившего разрушенный храм.
– Анатолий, расскажите, пожалуйста, о тех своих картинах, которые написаны по фотографиям.
– Идея такая – показать, каким был наш город (почти на всех картинах изображен именно город) в начале 20 в., сразу после первой мировой войны.
Это интереснейшая работа – писать прошлое по фотографии. Меня она очень увлекла и в плане историческом. Вот рассматриваешь старую, конечно же, черно-белую фотографию, на которой сделаны некие надписи, часто различимые только под лупой или при увеличении на компьютере. И начинаешь думать: какая это улица запечатлена? Если нынешняя Красноармеская, то откуда тогда на заднем плане двухэтажное сооружение возле Красных казарм? Его теперь там нет. Начинаешь искать по старым картам. Ага, оказывается, на одной из карт здание помечено. Но выясняется, что данная карта не может быть стопроцентным подтверждением, потому что сделана она одним березовчанином по памяти, уже после того, как он выехал из Березы и вообще из Беларуси. И тогда подписать точно, какая улица на снимке, я не могу, не имею права.
Меня очень занимает, когда начинаешь угадывать цвет домов, материал, из которого сделано здание, потом ищешь в книгах подтверждение своим догадкам. А как интересно работать со светом! Помню, рассматривая одну фотографию, я уже полностью утвердился в мысли, что это как раз та часть улицы Советской, которая прилегала к базарной площади (нынешняя площадь Ленина). И когда стал рисовать, вдруг сообразил, что тень от человеческих фигур падает с севера на юг. Но солнце не может быть на севере! В итоге эта работа осталась безымянной.
– Анатолий, кто Вы по профессии?
– Архитектор. Даже был в свое время архитектором Березовского района. Но это не мое. И я знал об этом, когда учился в институте, и порывался бросить его после второго курса, но преподаватель уговорила остаться. Так я не нашел себя в архитектуре и не стал профессиональным художником (улыбается). Но рисовать очень люблю, и всегда любил, с самого детства.
– А пишете под заказ?
– Если скажу, что нет, то, конечно, слукавлю. Бывало всякое. Но такие заказы не доставляют полного удовлетворения, так как я вынужден передавать не свои эмоции, а подстраиваться под желания заказчика. За всю свою жизнь я сделал одну копию. В девятом классе. Это была картина Шишкина «Дождь в дубовом лесу». После этого я понял, что копии можно и нужно делать, но только не с некачественных репродукций, а с подлинников.
Однажды я рисовал пейзаж с заиндевелыми деревьями. А на следующий день сделал то же самое: те же деревья, небо. И теперь посмотрите на эти картины. Это две абсолютно разные работы. Одна радостная, полная света, а другая мрачная. Пейзаж был тот же, но я уже был другим. Нельзя повторить настроение.
– Вам много времени надо, чтобы написать картину?
– Есть, например, у меня триптих под названием «Реквием», который писал около двадцати лет. А вот этот натюрморт (Анатолий показывает на кувшин с пионами) нарисовал вчера. Когда я заканчиваю работу, то чаще всего не испытываю глубокого удовлетворения: такое чувство, будто что-то недорисовал. И в то же время понимаю, что лучше вряд ли бы сделал. А проходит время, и мне кажется, что это вообще не моя картина.
– Кто Ваши критики? К чьему мнению Вы прислушиваетесь?
– Есть, конечно, друзья-художники, чье мнение мне не безразлично. Но первый и главный критик – это моя жена. Она тоже архитектор, когда-то много рисовала и неплохо, но теперь, к сожалению, оставила это занятие. Говорит, что не жалеет.
– Анатолий, на Вашем счету много выставок?
– Скажу честно, я не большой сторонник выставок, и мне не очень нравится то, что делают теперь. Я имею в виду так называемые персональные выставки, очень модные в наше время. Меня удивляет, когда молодой художник только-только начал рисовать – и сразу персональная выставка. Гораздо эффективнее, на мой взгляд, было бы провести один раз в год большую выставку, в которой примут участие разные художники. Тогда у авторов будет мощный стимул, чтобы показать зрителю самые лучшие свои работы.
Хотя, конечно же, выставки нужны нам. Это уникальное общение художника со зрителем на особом языке – языке живописи.
Когда-то я даже умудрился получить главную награду на областной выставке за картину… моей жены. Дело в том, что произошла ошибка. Работа жены была подписана Морозюк М. В., а моя – Морозюк А. В. Нас просто перепутали. В итоге награда досталась мне. Вот такой я художник (улыбается). Я отлично понимаю, что мне далеко до моего земляка Наполеона Орды, но меня это совсем не огорчает. Мне просто очень нравится то, чем я занимаюсь.
P. S. Как всякий дилетант, неуверенный, но прекрасный в своей скромности, художник Морозюк говорит картинами гораздо больше, чем словами. То тихо, почти шепотом, красивыми пейзажами рассказывает о любви к своей земле. То вдруг закричит о том, что наболело. То неожиданно в поиске смысла жизни попросит о помощи.
Он мыслит живописью, поэтому все картины художника наполнены философским смыслом.
